– Не нужно на меня давить. И я, и мои кузнецы прекрасно понимаем, что времени мало. Нам ведь еще и зимовать нужно будет, и лучше это делать в домах, а не в землянках, – задорно улыбнувшись, проговорил Грэг – при этом он весь засветился. Эндрю был прав: уж кто-кто, а Грэг был к нему привязан стальными канатами – вот сейчас он почувствовал, что Новак начинает раскрывать перед ним свои знания, и в нем сразу проявился невиданный подъем. – Значит, завтра же приступаем к устройству временной кузни.
Дни неслись один за другим, похожие друг на друга тем, что к концу трудового дня все были измочалены и выжаты досуха, и в то же время они отличались друг от друга появлением все новых и новых задач. Также свою лепту в разнообразие вносило то, что постепенно начинало что-то вырисовываться. Территория старого хутора расчистилась, обогатив кирпичных дел мастера обилием дров для его ям, в которых он начал закладывать первые партии кирпича.
К вящему удовольствию Марана, часть рабочих была отряжена на вспашку целины. Крестьянин был безмерно рад этому факту. Его радовало и то, что люди ушли отсюда вовсе не оттого, что земля оказалась непригодной, – она-то как раз радовала его особенно. И то, что Андрей уделял большое внимание этому вопросу и даже сам участвовал в посадке этого странного овоща – картофеля. На вкус, правда, Маран его не пробовал, но, когда смотрел на закатывающего от наслаждения глаза Андрея, рассказывавшего о том, какие блюда можно готовить из этого овоща, сам поневоле начинал сглатывать слюну. Радовало и то, что, хотя работали наемные работники, трудились они на славу, всячески стараясь показать свою сноровку и знание дела: ведь невесты еще не определились со своим выбором, и лишний плюс от похвалы старосты никому не помешает.
На месте снесенных построек появились большие штабеля свежих бревен, в большом количестве свозимых на строительную площадку. Над этими штабелями тут же возводились навесы, дабы исключить попадание прямых солнечных лучей и дождя. Дереву предстояло еще просохнуть: строительство планировалось начать в конце лета, и только по осени люди должны были въезжать в новые дома.
Единственная постройка, на возведении которой настоял Андрей, – была непривычно крупных размеров кузница. В ней предусматривалось несколько помещений, в одном из которых оборудовался самый настоящий литейный цех. Грэг даже шутил по поводу того, что он рискует заблудиться в таком огромном помещении, но было видно, что кузнец тем не менее очень доволен: такое серьезное отношение Андрея к его объекту говорило о том, что Грэга и его помощников ждет очень много нового и увлекательного.
Вторым сооружением была с виду неказистая, низкая постройка, которую Андрей называл странным словом «баня». Возвели ее весьма быстро и под чутким руководством самого Новака.
Когда баню наконец затопили, он сам с большим удовольствием испытал ее, под недоумевающие взгляды окружающих. Никто не мог понять, чего может быть хорошего в том, чтобы травиться угаром в этом тесном и темном помещении, при этом нахлестывая себя березовыми вениками. Тем не менее все наблюдали, как разомлевший и раскрасневшийся Андрей, жмурясь от удовольствия, словно кот, только что съевший целый кувшин сметаны, сидя на завалинке, с наслаждением пил охлажденный эль, сожалея о том, что нет какого-то «кваса».
– Господин Андрэ, вы такой довольный и разомлевший, будто вас сразу ублажали несколько прелестниц, и при этом они были необычайно искусны…
– Знаешь, Джеф, а ведь ты недалек от истины.
– Вы это серьезно?
– А ты сходи сам, попарься, а если опасаешься, – он дипломатично не употребил слова боишься, что старый вояка мог воспринять как оскорбление, – то я готов составить тебе компанию по второму кругу.
– Нет уж, я пока воздержусь, – не спеша отметать окончательно предложение Андрея, уклонился ветеран.
– Ловлю на слове, – прекрасно понял его Новак. – Послушай, Джеф, мне нужно поговорить с тобой.
– Я весь внимание.
– Знаешь, у меня все не идет из головы тот разговор о разбойниках. Если все так, как ты говоришь, то вот этому благолепию скоро может прийти конец. Мы здесь уже больше двух недель, и пока все тихо, но ведь чтобы стало худо, нужно совсем немного времени.
– Я вижу, что вы это прекрасно понимаете и поэтому никогда не расстаетесь с оружием. Если вы заметили, я поступаю так же.
– Я это заметил. Но заговорил я с тобой об этом по той простой причине, что мое оружие не является панацеей от всех болезней. Я сам, как боец, ничего не стою, а для того, чтобы уверенно чувствовать себя в данной ситуации, нужно быть бойцом.
– Намекаете на то, чтобы я вас поднатаскал?
– Именно.
– Как вы думаете, господин Андрэ, крестьяне настолько тупы, что не знают того, что вы сейчас мне сказали?
– Я так не думаю.
– И правильно делаете. Но почему же они не обучаются сами себя защищать?
– Это мне непонятно.
– А между тем все очень просто. У крестьян настолько много разнообразной работы, что радостей в жизни не так уж и много, а потому каждую минуту, которую они могут использовать на отдых, они именно так и используют. Если ко всем их заботам добавить еще и обучение воинскому искусству, то это уже будет не жизнь, а так, сплошное мучение. Так вот к чему это я… Во-первых, вы не даете никому вздохнуть, но и сами целый день аки пчела. Я тоже не бездействую, а воинская учеба – это не так просто, и совместить несовместимое невозможно. Мы просто рухнем без сил.
– Насчет совмещения несовместимого я с тобой не соглашусь. Я в одном монастыре нарвался на рукопись, так вот в ней был описан один народ, и звался он «казаки». Эти самые казаки все как один были крестьянами и воинами на рубежах государства одновременно. С малых лет воинским искусством с детьми занимались отцы, но занимались постольку-поскольку, сами мальцы между собой играли только в воинские игры. Когда детвора подрастала до юношеского возраста, с ними начинали заниматься наставники, назначенные на общем сходе всеми воинами и старейшинами. Так что к поре вступления во взрослую жизнь они уже были вполне подготовленными бойцами и отправлялись на службу своему сюзерену на определенный срок, после этого они возвращались к себе в деревню, обзаводились семьями, хозяйством и продолжали служить, охраняя границу.